|
Часть вторая. (Спустя пять лет.) Пиратский лекарь. Глава 1. Степан становится известным лекарем Эль Джазаира. - Э-хе-хе, - в который раз тяжело вздохнул старик Абу Салах, мерно покачиваясь на спине своего верного ишака. Ишак неспешно брел, печально понуря голову. Сдавалось, он спит на ходу, а его тонкие ноги, взбивающие копытами пыль не мощенных городских улиц, живут отдельной, самостоятельной жизнью. Старый лекарь за последние пять лет сильно постарел. Его тощая фигура еще больше высохла и сгорбилась. Пешком теперь он передвигался только по своему дому, а к больным ездил на своем верном ишаке. После возвращения из Стамбула, где лекарь Абу Салах сумел вылечить сына самого великого визиря, его слава в родном Эль Джазаире значительно преумножилась и у старика не было отбоя от пациентов, живущих в самом богатом квартале города. Доходы его выросли, и он сам перебрался в новый, более просторный дом на берегу моря в тени кипарисов и пальм. Вместе с ним переехали Ситара с матерью, пес Мункыз и я. Однако старик Абу Салах не возгордился и никогда не отказывал в помощи тем больным, у которых не было даже медного гроша, чтобы заплатить лекарю за лечение. Вот и сейчас мы неспешно возвращались из самого нищего квартала города. Пятилетний мальчонка, сын бедной вдовы, живущей подаяниями сердобольных людей, подавился рыбьей костью. После того, как злополучная кость была вынута из горла голодного ребенка, мой учитель не только ничего не потребовал у несчастной вдовы за свой труд, но и отсыпал ей горсть медных монет. - Э-хе-хе, - вновь вздохнул старик, на этот раз еще более печально. Голова его бессильно свесилась на грудь, сухой орлиный нос почти касался гривы ишака. - Что случилось, отец? - я давно уже называл своего спасителя отцом, - Не заболел ли ты? - Я давно уже болен, сын мой, - перевел на меня грустный взгляд Абу Салах, - Однако от моей болезни невозможно излечиться. Название ей - старость. Я промолчал, не зная, что ему ответить. - Годы мои, чем дальше, тем пролетают все быстрее и быстрее, - прервал затянувшееся молчание старый лекарь, - Уже недалек тот день, когда Аллах призовет меня к себе. - Не говори так, учитель. Ты еще долго будешь радовать нас своим присутствием, - ответил я и сам почувствовал, что слова мои звучат не убедительно. Старик приподнял голову и из-под седых бровей снисходительно взглянул на меня: - Ты пытаешься меня успокоить? - усталая улыбка едва шевельнула сухие бесцветные губы, - Не надо. Я прожил долгую жизнь, сделал много добра людям и не боюсь смерти. Вновь установилось гнетущее молчание. Старик был прав. Его глаза потеряли зоркость, а руки стали слабыми и предательски дрожали в самый ответственный момент. Лишь ум старого лекаря не потерял прежней остроты, а опыт прежних лет делал его лучшим лекарем Эль Джазаира. Однако телесная немочь старика не отпугнула от него людей, жаждущих исцеления. Я стал его руками и глазами. Я чувствовал, как год от года, месяц за месяцем растут мои познания в медицине. Все зорче становится глаз, а пальцы тверже держат ланцет. Все чаще и чаще я отправлялся к пациентам один, оставив старика под присмотром Ситары. И со временем жители города проникались ко мне все большим и большим доверием и уважением. Я чувствовал, что уже сам могу справляться с работой лекаря, но старался брать старика ко всем больным, если приглашали даже меня одного. Таким образом я старался незаметно дать понять своему учителю, что он нужен мне и больным. Однако так порой и случалось, что в особо трудных случаях, лишь опыт и мудрость старика помогали справиться с болезнью. Узкие пыльные улочки бедного квартала города остались позади и копыта ишака выбивали дробь по мощеной мостовой нижнего города. От палящего полуденного солнца нас укрывали широкие листья пальм. Со стороны моря веял освежающий бриз. Старика не выводил из его дремотного состояния даже шум разношерстной толпы, обычной для любого портового года. Ведя ишака за повод, я свернул с шумной многолюдной улицы в тихий тенистый проулок, и вскоре показались высокие глухие ворота нашего жилища. Из-за ворот раздался вначале грозный лай Мункыза, вскоре сменившийся радостным повизгиванием. Старик поднял голову и в выцветших глазах затеплилась ласковая улыбка. Не успел я постучать в ворота, как раздался грохот засова и спустя мгновение отворился темный проем калитки. После зноя городских улиц узкий внутренний дворик нашего дома, окутанный полумраком тени от трех пальм, казался раем. Хафиза, молча приняв от меня повод, быстро увела нашего ишака в стойло. Ситара, бережно придерживая одной рукой старика Абу Салаха под локоть, другой шутливо отмахивалась от радостно скакавшего вокруг Мункыза. Спустя некоторое время мы со старым лекарем оказались за низеньким столом, установленным на возвышении у маленького фонтанчика, источавшего приятную прохладу. Хафиза вместе с Ситарой суетились вокруг, накрывая на стол. Учитель почти ничего не ел, отведал лишь фруктов, и теперь неспешно пил зеленый чай, с ласковой улыбкой поглядывая, как я разделываюсь с куском дымящейся пряной баранины. Мне же аппетита было не занимать. Молодой организм требовал своего и я с удовольствием предавался поглощению лакомств, в изобилии расставленных передо мною. Насытившись, я откинулся на бархатную подушку и пригубил кубок, наполненный сладким шербетом. - Смотрю я на тебя - и вижу свою молодость, - прервал затянувшееся молчание старый лекарь, - Казалось, совсем недавно был таким же сильным и выносливым, как и ты, Степан. Абу Салах вновь погрустнел: - Однако прошла молодость, как сон. Ушли вместе с нею сила и выносливость. Совсем немного дней мне осталось провести на этой земле. - Зачем так рано себя хоронишь, отец! - воскликнул я, - Что за мрачные мысли одолели тебя сегодня? - Совсем не сегодня, сын мой, начал я думать о бренности нашего бытия, о том, что жизнь моя уже клонится к закату, - печально продолжил старик, - Еще до нашей встречи эти мысли начали посещать меня, вселяя в душу ужас. Он бросил на меня пытливый взгляд, как бы проверяя, какое действие оказали на меня его слова. А я был в замешательстве, не зная, что сказать в ответ на столь откровенное признание учителя. Едва заметная улыбка превосходства тронула выцветшие губы старика. - Я так и думал, что ты неправильно поймешь мои слова, - покачал головой Абу Салах, - Этот ужас в моей душе вызывал не страх смерти, как тебе показалось. Вовсе нет. Смерти я не боюсь. За свою долгую жизнь я не раз заглядывал в ее пустые глазницы и не отводил при этом взгляда. Ужас в мою душу вселяли мысли о том, что некому мне передать все те знания, что я накопил за свою долгую жизнь. Так уж получилось, что свои лучшие годы я провел в погоне за знаниями, пренебрегая маленькими радостями жизни. И лишь состарившись, понял, что некому передать весь свой богатый опыт, свои знания. А это значит, что жизнь прожита зря. Вот в чем весь ужас. Старик вновь замолчал, вглядываясь отстраненным взглядом куда-то вдаль, словно пронзая внутренним взором толщу прожитых лет. В дворике установилась тишина, нарушить которую никто не решался. Даже Мункыз, прижавшись к ногам Ситары, молча переводил умный взгляд с одного человека на другого. - Но Аллах услышал мои молитвы, послав мне тебя, - учитель перевел на меня потеплевший взгляд, прервав затянувшееся молчание, - У меня нет родного сына, но наше родство, Степан, даже ближе чем, кровное. Услышав эти слова старика, я вдруг почувствовал, как к моему горлу подступает теплый ком, а на глаза наворачиваются слезы умиления. - Сегодня полной мерой я почувствовал, как немощен, - продолжал старый лекарь, - Мое время прошло. Пора на покой. - Отец! Не говори так! - вновь воскликнул я с заметной горечью в голосе, - Пускай в руках твоих уже нет былой твердости и глаз не так зорок, но твои знания и опыт смогут еще долго служить людям! - Ты прав, мой сын, - ласково улыбнувшись, старик положил мне на колено свою ссохшуюся ладонь, - Мои знания и опыт еще долго будут служить людям. Твоя душа и твой ум стали новым вместилищем для них. Я считаю, что смог в полной мере передать их тебе. Отныне ты будешь самостоятельно врачевать в Эль Джазаире, своим опытом преумножая мой, новыми знаниями обогащая те, что передал тебе я. - Однако люди знают тебя, отец, - забыв о почтении, прервал я старого Абу Салаха, - Будут ли они обращаться за помощью ко мне? - Ты и не заметил, - снисходительно улыбнулся учитель, - что уже некоторое время самостоятельно лечишь людей, а я лишь наблюдаю со стороны, изредка поправляя тебя. При том это случается все реже и реже. Он легонько похлопал меня по коленке: - Так что не волнуйся. Для всего города мы уже давно стали одним целым. Любой горожанин почтет за честь лечится у тебя. Ну, а если что, то я всегда буду рад тебе помочь. Вновь я почувствовал, как в моей груди растет волна тепла, готовая выплеснуться из меня наружу и окатить этого старика, заменившего мне отца, оставшегося где-то там далеко, за морями и пустынями. - Но это еще не все, что я хотел тебе сегодня поведать, - старик вновь стал серьезен, - Ты уже слышал от меня, какую ошибку я совершил в молодости, исправить которую мне помог лишь всемогущий Аллах. Учитель замолчал и перевел на меня вопрошающий взгляд. Я лишь пожал в недоумении плечами. - Я не побеспокоился в свое время о наследнике, которому мог бы передать свои знания. И чтобы ты не повторил моей ошибки, я решил сам помочь тебе. Старик выдержал небольшую паузу: - Я думаю, что Ситара будет хорошей матерью твоим детям и моим внукам. Мы одновременно обернулись к женщинам, вкушавшими свою пищу у очага и я успел заметить, как покрасневшая до корней волос девушка спрятала свое лицо в платке.
|
|