Гла­ва 6.

Степан становится настоящим казаком.

- А ну, кто там еще же­ла­ет в слав­ное Вой­ско За­по­рож­ское за­пи­сать­ся! Да­вай, пред­стань пред очи то­ва­ри­ще­ст­ву ка­зац­ко­му!

По­пра­вив за­ткну­тые за по­яс пис­то­ле­ты, я за­ки­нул на пле­чо ре­мень са­мо­па­ла и, при­­де­рж­ивая звя­каю­щую при ка­ж­дом ша­ге саб­лю, вы­шел в сре­ди­ну по­лу­кру­га, об­ра­зо­ван­­н­ого шум­ной раз­но­ма­ст­ной ка­зачь­ей ва­та­гой. Ед­ва пе­ре­дви­гая став­шие вдруг ват­ны­ми но­ги, стал ли­цом пе­ред мно­го­ли­ким, мно­го­гла­зым чу­ди­щем и, сняв с го­ло­вы ба­ра­нью шап­ку, низ­ко, в но­ги по­кло­нил­ся то­ва­ри­ще­ст­ву...

...День на­зад мы до­б­ра­лись до Хор­ти­цы. На­ши лод­ки, прой­дя бур­ные днеп­ров­ские по­­р­оги, где во­да бур­ли­ла, слов­но в чу­мац­ком ка­за­не на при­ва­ле, где ка­ж­дый пен­ный пе­ре­кат гро­зил рас­по­роть дни­ще бар­ка­са лез­ви­ем под­вод­но­го кам­ня, вы­шли на ти­хие пле­са ни­зо­­вий Днеп­ра. Те­че­ние ста­ло мед­лен­ным, ле­ни­вым. Низ­кие бе­ре­га ре­ки все бо­лее по­рос­ли гус­ты­ми ка­мы­ша­ми, по­рой стоя­щи­ми сплош­ной сте­ной. На встре­чу из­ред­ка по­па­да­лись не­боль­шие ост­ро­ва, в ос­нов­ном то­же по­рос­шие ка­мы­шом.

Спус­тя не­боль­шое вре­мя за оче­ред­ным из­ги­бом ре­ки по­ка­за­лась ма­ков­ка цер­ков­ной ко­ло­коль­ни.

- Ка­жись, до­б­ра­лись, - сняв па­па­ху, отец пе­ре­кре­стил­ся на бле­стев­ший по­зо­ло­той крест. Ос­таль­ные по­сле­до­ва­ли его при­ме­ру.

Всем ка­ра­ва­ном при­ча­ли­ва­ли к до­ща­то­му при­ча­лу на ду­бо­вых сва­ях, вби­тых в пес­ча­­ное дно. Я во все гла­за смот­рел на кре­по­ст­ные сте­ны из тол­стых ко­лод, ме­ж­ду зуб­ца­ми ко­то­рых тор­ча­ли на­чи­щен­ные ство­лы мед­ных пу­шек. С ран­не­го дет­ст­ва ка­ж­дый маль­­чи­шка, вы­рос­ший в ка­зачь­ей сре­де, меч­та­ет по­пасть сю­да, в то за­вет­ное ме­сто, име­нуе­мое За­по­рож­ской Се­чью. Сей­час эта меч­та сбы­ва­ет­ся. Ма­ло то­го. Гор­дость рас­пи­ра­ла ме­ня от­то­го, что прие­хал я сю­да не про­сто так, а что­бы стать на­стоя­щим ка­за­ком.

Лод­ки раз­гру­жа­ли весь ос­та­ток дня да еще пол но­чи за­хва­ти­ли. Спать по­ва­ли­лись, где при­дет­ся.

Толь­ко на сле­дую­щий день по­сле при­бы­тия  до­ве­лось мне, на­ко­нец, вой­ти  в за­вет­ные сте­ны. Серд­це за­ми­ра­ло в гру­ди, ко­гда про­хо­дил я вслед за от­цом и кре­ст­ным по гул­ким дос­кам подъ­ем­но­го мос­та че­рез глу­бо­кий ров меж двух руб­лен­ных из ог­ром­ных ко­лод во­­ро­тных ба­шен с пуш­ка­ми на вер­ху. Ог­ром­ная пло­щадь от­кры­лась пе­ред мои­ми гла­за­ми. По­сре­ди­не стоя­ла пя­ти­гла­вая ка­мен­ная цер­ковь, увен­чан­ная по­зо­ло­чен­ны­ми кре­ста­ми. С трех сто­рон пло­щадь ок­ру­жа­ло бес­чис­лен­ное ко­ли­че­ст­во кры­тых со­ло­мой и ка­мы­шом ку­­р­еней. От­дель­но, с чет­вер­той сто­ро­ны стоя­ло боль­шое зда­ние пуш­кар­ни и вой­ско­вой кан­­ц­ел­ярии. Не­да­ле­ко от во­рот, че­рез ко­то­рые мы по­па­ли в ук­ре­п­ле­ние, стоя­ло ши­ро­кое при­­з­ем­истое зда­ние шин­ка[1], кры­тое ка­мы­шом.

Вся пло­щадь бы­ла за­пол­не­на на­ро­дом. Кто спе­шил по ка­ким-то сво­им де­лам, то­ро­п­­ливо оги­бая куч­ки ле­ни­во бе­се­дую­щих ка­за­ков, кто чис­тил ло­ша­дей у ко­но­вя­зи, а кто и от­пля­сы­вал го­па­ка у шин­ка в кру­гу то­ва­ри­щей под зву­ки скрип­ки и буб­на.

Пе­ре­кре­стив­шись на цер­ков­ные ку­по­ла, на­пра­ви­ли свои сто­пы в вой­ско­вую кан­це­ля­­рию, а уже се­го­дня по ут­ру, отец при­вел ме­ня в свой ку­рень, что­бы я про­сил то­ва­ри­ще­ст­во при­нять ме­ня в ка­за­ки...

... - А кто это та­кой гроз­ный к нам при­шел? - раз­дал­ся воз­глас из тол­пы за­по­рож­цев, и гро­мо­глас­ный хо­хот спуг­нул во­ро­ну с камышовой кры­ши ближ­не­го ку­ре­ня. Я вспом­нил рас­сказ ста­ро­го па­сеч­ни­ка о том, как он по­пал на Сечь и мне ста­ло не­лов­ко за свой слиш­ком во­ин­ст­вен­ный вид.

- Та­ко­го на во­рот­ную баш­ню по­ста­вим, и пу­шек боль­ше не по­на­до­бит­ся!

И опять за­ли­ви­стый смех по­ка­тил­ся по пло­ща­ди.

- Ни один ту­рок и близ­ко к Хор­ти­це не по­дой­дет!

Ка­за­ки при­ня­лись на раз­ные ла­ды по­те­шать­ся над мо­им не в ме­ру во­ин­ст­вен­ным ви­дом. Взгля­дом я по­ис­кал от­ца и уви­дел его смею­щим­ся вме­сте с дру­ги­ми ка­за­ка­ми. Од­­нако по его ли­цу бы­ло вид­но, что он чув­ст­ву­ет свою ви­ну за то по­ло­же­ние, в ко­то­ром я ока­зал­ся.

- Ну лад­но, по­смея­лись, и хва­тит, - зыч­ным го­ло­сом пре­рвал все­об­щее ве­се­лье ку­рен­­ной ата­ман, ко­ре­на­стый ка­зак с длин­ны­ми се­дею­щи­ми уса­ми. До­бив­шись ти­ши­ны, об­ра­­ти­лся ко мне. - А ну ска­жи нам, хлоп­че, с ка­ким де­лом ты при­шел к нам?

Я еще раз низ­ко по­кло­нил­ся:

- Про­шу вас, то­ва­ри­ще­ст­во за­по­рож­ское, при­нять ме­ня в ка­за­ки и за­пи­сать в свой ку­рень ря­до­вым.

- Ну, что ска­же­те на это, па­но­ве за­по­рож­цы? - спро­сил ата­ман, обер­нув­шись к ка­за­кам.

- А ну, пус­кай пе­ре­кре­стит­ся, - ска­зал сто­яв­ший в пер­вом ря­ду ка­зак без шап­ки, в дра­ной-пе­ре­дран­ной свит­ке и бо­си­ком, за­то со свер­каю­щей зо­ло­том и дра­го­цен­ны­ми ка­мень­­­ями саб­лей на бо­ку и ин­кру­сти­ро­ван­ным се­реб­ром муш­ке­том, слу­жив­шим ему под­пор­кой, так как он ед­ва сто­ял на но­гах и за вер­сту от не­го ра­зи­ло си­ву­хой, - По­гля­дим, пра­во­слав­­ный он или нет.

Обер­нув­шись ли­цом к церк­ви, я бла­го­го­вей­но пе­ре­кре­стил­ся на ку­по­ла.

- Да свой он, и так вид­но, - за­кри­ча­ли со всех сто­рон.

- А ка­ким име­нем кре­сти­ли те­бя? - вновь об­ра­тил­ся ко мне ку­рен­ной ата­ман.

- Кре­щен я име­нем Сте­пан, а про­зви­ще мое...

- Э нет, - пре­рвал ме­ня ста­рый се­до­усый ка­зак, все вре­мя вни­ма­тель­но слу­шав­ший на­шу бе­се­ду, - так не го­дит­ся. За­будь от­цов­ское про­зви­ще. По ка­зац­ко­му обы­чаю то­ва­ри­­щес­тво те­бе но­вое дать долж­но. Толь­ко сна­ча­ла ре­шить на­до, за­пи­шем ли мы те­бя в свой ку­рень?

Он обер­нул­ся к ка­за­кам:

- Ну что, па­но­ве за­по­рож­цы! За­пи­шем Сте­па­на в свой ку­рень или нет?

- За­пи­сать его! За­пи­сать! - за­гу­де­ла тол­па на раз­ные го­ло­са. Вверх по­ле­те­ли лох­ма­тые шап­ки.

- А ка­кое же про­зви­ще да­дим мо­ло­до­му ка­за­ку? - спро­сил ата­ман по­сле то­го, как кри­ки за­тих­ли.

- А че­го тут ду­мать, - вновь обоз­вал­ся обор­ван­ный ка­зак, - По­гля­ди­те на не­го, ка­кой он страш­ный. Ко­го хо­чешь од­ним ви­дом сво­им ис­пу­га­ет. Вот пус­кай и бу­дет Страш­ко!

- Го-го-го! Гы-гы-гы! - вновь взо­рва­лась пло­щадь рас­ка­та­ми сме­ха, - Точ­но! Страш­ко! Так и за­пи­сы­вай! Страш­ко! Га-га-га!!!

Ук­рад­кой бро­сив взгляд на от­ца, я уви­дел, как он пря­чет до­воль­ную улыб­ку в сво­их рос­кош­ных усах.

- Толь­ко ты нос не за­ди­рай - об­ра­тил­ся ко мне ку­рен­ной ата­ман, по­сле то­го, как шум не­мно­го по­утих, - Хо­тя мы те­бя и за­пи­са­ли в свой ку­рень, но до на­стоя­ще­го ка­за­ка те­бе еще да­ле­ко. Бать­ко, не­бось, рас­ска­зы­вал?

Я мол­ча кив­нул го­ло­вой. С ран­не­го дет­ст­ва ка­ж­дый из нас знал, что до то­го, как стать на­стоя­щим ка­за­ком, вна­ча­ле при­дет­ся по­хо­дить в мо­ло­ды­ках[2], а за­тем в ис­пы­та­ни­ях до­ка­­зать, что ты дос­то­ин зва­ния ка­за­ка.

- Ну, па­но­ве за­по­рож­цы, - ата­ман обер­нул­ся к сво­им то­ва­ри­щам, - Ко­го да­дим в на­­ста­вн­ики это­му зав­зя­то­му па­руб­ку?

 - А да­вай­те его к Ох­ри­му Го­ло­штань­ко при­ста­вим! - вы­крик­нул с зад­них ря­дов мо­ло­­дой ка­зак, стри­же­ный под гор­шок.

И вновь над кры­ты­ми со­ло­мой и ка­мы­шом ку­ре­ня­ми гро­мо­вы­ми рас­ка­та­ми по­ка­тил­ся за­дор­ный смех. Ка­за­ки хо­хо­та­ли, хва­та­ясь за жи­во­ты, ути­рая ка­тив­шие­ся из глаз сле­зы:

- Ко­го? Ох­ри­ма? Тот нау­чит, так нау­чит!

- При­дет­ся то­гда и Сте­па­на из Страш­ка в Го­ло­штань­ко пе­ре­кре­стить!

Сто­яв­ший в пе­ред­нем ря­ду хмель­ной ка­зак, оде­тый в под­ран­ные оде­ж­ды, бра­во под­­б­оч­ени­лся:

- Че­го зу­бо­ска­ли­те, же­реб­цы за­сто­яв­шие­ся! Ес­ли на­до, то я та­ко­го ка­за­ка из пар­ня сде­лаю, что он не од­но­му из вас нос ут­рет!

Это за­яв­ле­ние вы­зва­ло но­вый взрыв сме­ха.

- А вы не смей­тесь, - сквозь шум все­об­ще­го ве­се­лья про­бил­ся вла­ст­ный бас ку­рен­но­го ата­ма­на, - Кто был в по­хо­дах на ту­рок, зна­ет, что та­ко­го ру­ба­ку, как Ох­рим, еще по­ис­кать на­до. Бе­да, толь­ко, что до го­рил­ки слиш­ком па­док. По­то­му и не до­ве­рим ему мо­ло­до­го ка­за­ка обу­чать. Пусть не оби­жа­ет­ся. А вам и в са­мом де­ле хва­тит зу­бо­ска­лить! Де­ло это серь­ез­ное!

Смех ма­ло по­ма­лу утих и ка­за­ки, уже без шу­ток, на­ча­ли пред­ла­гать раз­лич­ные кан­ди­­д­ат­уры. На­ко­нец, по­сле не­зло­би­вых пре­ре­ка­ний, все со­шлись во мне­нии, что луч­ше­го на­­ста­вн­ика для ме­ня, чем Иван Пе­ре­бей­нос, не сыскать. Тот ока­зал­ся сред­не­го рос­та ши­ро­ко­пле­чим ка­­заком, внеш­не ни­чем не вы­де­ляю­щим­ся из об­щей мас­сы за­по­рож­цев, но в ко­то­ром с пер­­в­ого же взгля­да уга­ды­ва­лась ка­кая-то на­деж­ность и ос­но­ва­тель­ность. На том и по­ре­ши­ли.

[1] Шинок - трактир, кабак (укр.)

[2] Молодык - кандидат в казаки, стажер.