Часть пер­вая.

Дорога в никуда.

Гла­ва 1.

Приезд отца.

По слу­чаю пас­халь­ных празд­ни­ков за­ня­тий в шко­ле не бы­ло. Те­п­лое ап­рель­ское сол­­ны­шко вы­ма­ни­ло во двор всех уче­ни­ков шко­лы ки­ев­ско­го пра­во­слав­но­го брат­ст­ва. До мо­их ушей сквозь глу­хие мут­ные стек­ла ок­на  до­но­си­лись азарт­ные кри­ки и за­ли­ви­­стый смех. Мои то­ва­ри­щи ве­се­ли­лись во­всю, ра­ду­ясь то­му, что мож­но от­дох­нуть от нуд­ных за­ня­тий в душ­ных клас­сах и по­греть­ся под пер­вы­ми ве­сен­ни­ми лу­ча­ми солн­ца.

В дру­гой раз и я бы не упус­тил воз­мож­но­сти по­ду­ра­чить­ся с то­ва­ри­ща­ми, по­иг­рать в лап­ту. Но се­го­дня мне бы­ло не до то­го. Па­ру дней на­зад рек­тор на­шей шко­лы, пре­по­доб­­ный отец Ми­ха­ил, по­хва­лив ме­ня за ус­пе­хи в изу­че­нии древ­них язы­ков, позвал к се­бе в ке­лью и пред­ло­жил взять по­чи­тать лю­бую кни­гу из его со­б­ра­ния.

Гла­за  раз­бе­жа­лись в раз­ные сто­ро­ны, а дух пе­ре­хва­ти­ло, ко­гда пе­ред мо­им взо­ром в по­лу­мра­ке ке­льи пре­по­доб­но­го пред­ста­ла це­лая сте­на ко­реш­ков все­воз­мож­ных книг: тол­стых, ог­ром­ных, в де­ре­вян­ных пе­ре­пле­тах с зам­ка­ми, и со­всем тон­ких, с тет­радь, ста­рых, ру­ко­пис­ных, пах­ну­щих пы­лью и пле­се­нью, и со­всем но­вых, от­пе­ча­тан­ных в ти­по­гра­фии на­ше­го брат­ст­ва.

Ви­дя мою рас­те­рян­ность, отец Ми­ха­ил по­ни­маю­ще улыб­нул­ся, про­тя­нул ру­ку к верх­ней пол­ке и снял от­ту­да не­боль­шую кни­жи­цу в чер­ном ко­жа­ном пе­ре­пле­те.

- Вот, возь­ми, - по­дал он книж­ку мне, - Кни­га сия ув­ле­ка­тель­на есть и весь­ма по­учи­тель­на для мо­ло­до­го ума. К то­му же, чи­тая ее, свои по­зна­ния в гре­че­ском язы­ке толь­ко пре­ум­но­­жишь и усо­вер­шен­ст­ву­ешь.

С ду­шев­ным тре­пе­том я раз­вер­нул кни­гу. Это бы­ло на­пи­сан­ное на язы­ке ори­ги­на­ла со­чи­­н­ение древ­не­гре­че­ско­го по­эта Го­ме­ра под на­зва­ни­ем "Одис­сея".

С то­го дня все сво­бод­ное вре­мя, ко­то­ро­го не так уж и мно­го у уче­ни­ка на­шей шко­лы, я про­во­дил, сра­жа­ясь вме­сте с ца­рем Ита­ки у стен Трои, бо­роз­дя кру­тые вол­ны бур­ных мо­рей. О, ес­ли бы я то­гда знал, что судь­ба уго­то­ви­ла мне ис­пы­та­ния, ко­то­рые и не сни­лись слав­но­му эл­лин­ско­му ца­рю. Это сей­час, по про­ше­ст­вии мно­гих лет, я да­же слы­шать не мо­гу без со­дро­га­ния име­ни Го­ме­ра. Но то­гда я был сча­ст­лив, про­гла­ты­вая стра­ни­цу за стра­ни­цей текст, на­пи­сан­ный на звуч­ном древ­не­гре­че­ском язы­ке…

До­чи­ты­вая оче­ред­ную стра­ни­цу, я ус­лы­шал нуд­ный скрип две­ри.

- Я ведь те­бе уже ска­зал, что­бы ты от ме­ня от­це­пил­ся, - с раз­дра­же­ни­ем про­из­нес я, ду­мая, что это в оче­ред­ной раз при­бе­жал мой со­сед по ком­на­те, то­ва­рищ по уче­бе и все­воз­мож­­ным за­те­ям Гриш­ка Па­ля­ни­ца. Он уже па­ру раз за­бе­гал в ком­на­ту, ста­ра­ясь вы­ма­нить ме­ня во двор. Пы­тал­ся даже со­блаз­нить тем, что еще один наш об­щий то­ва­рищ, Алеш­ка При­ще­па, сын ки­ев­ско­го куп­ца, при­та­щил из до­му та­ба­ку. Ста­щил он та­бак у от­ца в лав­ке, и те­перь ре­бя­та, спря­тав­шись от пре­по­да­ва­те­лей и школь­ных над­зи­ра­те­лей где-то в ук­ром­ном за­кут­ке, чи­хая, каш­ляя и ути­рая пре­да­тель­ские сле­зы, ку­ри­ли, пус­кая по кру­гу са­мо­дель­ную труб­ку, и во­об­ра­жа­ли из се­бя ли­хих ка­за­ков на при­ва­ле.

Не ог­ля­ды­ва­ясь, я схва­тил свою по­душ­ку, на­би­тую ду­ши­стым се­ном, и с раз­во­ро­та швыр­нул ее в на­прав­ле­нии вход­ной две­ри. Од­на­ко, обер­нув­шись вслед подушке, я по­чув­ст­во­вал, как серд­це мое ос­та­но­ви­лось. Вра­ща­ясь в по­ле­те, слов­но вол­чок, по­душ­ка уго­ди­ла пря­мо в го­ло­ву бра­ту Фё­до­ру, мо­на­ху, слу­жив­ше­му в на­шей шко­ле над­зи­ра­те­лем. Он толь­ко что во­шел в ком­на­ту и за­кры­вал за со­бой дверь.

Брат Фе­дор, су­хой - кос­ти да ко­жа - ста­рик с ред­кой коз­ли­ной бо­род­кой, был все­гда тих и лас­ков в об­ра­ще­нии. Ни­кто ни­ко­гда не слы­шал, что­бы он по­вы­шал го­лос. Од­на­ко все без ис­клю­че­ния уче­ни­ки па­ни­че­ски боя­лись бра­та Фё­до­ра. Он об­ла­дал спо­соб­но­стью по­­я­влят­ься, слов­но ма­те­риа­ли­зу­ясь из воз­ду­ха, имен­но там, где его мень­ше все­го жда­ли, все­гда за­ста­вая врас­плох про­ви­нив­ших­ся вос­пи­тан­ни­ков. И то­гда уже ни­кто не мог из­бе­­жать суб­бот­ней пор­ки роз­га­ми.

Не ды­ша и бо­ясь по­ше­ве­лить­ся, я на­блю­дал, как ста­рик, крях­тя и охая, на­гнул­ся, под­нял с до­ща­то­го по­ла свою чер­ную ост­ро­верхую ша­поч­ку и, от­рях­нув, на­дел ее на го­ло­ву. За­тем та­ким же об­ра­зом он под­нял с по­ла мою по­душ­ку и ак­ку­рат­но по­ло­жил на кро­вать. Эта его мед­ли­тель­ность все­ля­ла в ме­ня на­стоя­щий ужас. Я уже пред­став­лял се­бя ле­жа­­щим на де­ре­вян­ной ска­мье, и слы­шал, буд­то на­яву, свист тон­ких, жгу­чих, слов­но осы, ро­зог.

- Вот, зна­чит, как встре­ча­ет стар­ших луч­ший уче­ник Брат­ской шко­лы Сте­пан Страш­ко, - про­из­нес скри­пу­чим го­ло­сом ста­рик, осу­ж­даю­ще по­ка­чи­вая го­ло­вой. Те­перь я уже не со­мне­вал­ся в том, что суб­бот­няя пор­ка мне обес­пе­че­на.

- Отец Фё­дор, - на­чал бы­ло я оп­рав­ды­вать­ся, - то всё хлоп­цы бе­га­ют и бе­га­ют. Чи­тать не да­ют. Вот, я и по­ду­мал, что это сно­ва они.

-  Страх Гос­по­день нау­ча­ет муд­ро­сти, и сла­ве пред­ше­ст­ву­ет сми­ре­ние, - вновь про­­скр­ипел ста­рик, - Так учит нас муд­рость биб­лей­ско­го ца­ря Со­ло­мо­на. Твой же по­сту­пок, юно­ша, да­лек от сми­ре­ния и под­ле­жит на­ка­за­нию.

Не зная, что от­ве­тить, я сми­рен­но по­ве­сил свою го­ло­ву.

- Од­на­ко все­му свое вре­мя, и вре­мя вся­кой ве­щи под не­бом, - мо­нах от­крыл дверь и жес­том по­ма­нил ме­ня за со­бой, - Сей­час же пан рек­тор, пре­по­доб­ный отец Ми­ха­ил же­ла­ет те­бя ви­деть.

Я те­рял­ся в до­гад­ках, пле­тясь  по школь­но­му ко­ри­до­ру сле­дом за ед­ва пе­ре­став­ляю­­щим но­ги ста­ри­ком. За­чем вдруг я по­на­до­бил­ся рек­то­ру? Ни­ка­кой ви­ны за со­бой не чув­­с­тв­овал. Ну, раз­ве что за­пус­тил по­душ­кой в над­зи­ра­те­ля. Но об этом пре­по­доб­но­му  от­цу Ми­хаи­лу, ду­маю, еще не из­вест­но.

Все ока­за­лось на­мно­го про­ще и при­ят­нее. Ед­ва  толь­ко я во­шел в ра­бо­чий ка­би­нет рек­то­ра, как чув­ст­во ра­до­сти бу­к­валь­но за­хле­ст­ну­ло ме­ня. За сто­лом, про­тив па­на рек­­т­ора, на то­че­ном вен­ском сту­ле, бо­ком к вход­ной две­ри си­дел отец. Пра­вая его ру­ка ле­­ж­ала на сто­ле. В ней бы­ла за­жа­та ме­хо­вая ка­за­чья шап­ка с крас­ным ат­лас­ным вер­хом. Ла­донь ле­вой опи­ра­лась на эфес кри­вой саб­ли, бо­га­то ук­ра­шен­ной ин­кру­ста­ци­ей и до­ро­ги­ми ка­­мен­ь­ями.  Он обер­нул­ся на звук от­крыв­шей­ся две­ри и его длин­ные, сви­саю­щие ни­же бри­то­го под­бо­род­ка, усы по­полз­ли в сто­ро­ны, раз­дви­гае­мые ши­ро­кой улыб­кой. Отец встал со сту­ла и про­тя­нул ко мне свои силь­ные ру­ки:

- Ну, ка­зак, по­дой­ди ко мне. Дай, я те­бя об­ни­му.

Не чув­ст­вуя под со­бой ног от ра­до­сти, я бро­сил­ся в объ­я­тия к от­цу. Он креп­ко при­жал ме­ня к сво­ей гру­ди, и я ощу­тил зна­ко­мые с са­мо­го ран­не­го дет­ст­ва за­па­хи та­ба­ка, кон­­ск­ого по­та, по­ро­ха, пер­цов­ки и еще че­го-то да­ле­ко­го и не­уло­ви­мо­го, при­су­ще­го толь­ко от­цу и ни­ко­му дру­го­му на всем све­те.

- Ну, па­рень, дай-ка я не те­бя те­перь по­смот­рю, - по­ло­жив мне на пле­чи свои тя­же­лые ла­до­ни, отец ото­дви­нул ме­ня от се­бя и при­нял­ся стро­го рас­смат­ри­вать. Од­на­ко в угол­ках его глаз лу­чи­лись озор­ные мор­щин­ки.

 - Ну, здо­ро­вяк вы­ма­хал. Рос­том уже с от­ца бу­дет, - го­во­рил он, шут­ли­во  рас­смат­ри­­вая ме­ня свер­ху до ни­зу. За­тем, креп­ко трях­нув за пле­чи, про­дол­жал, - И бо­роть­ся с та­ким уже страш­но. А вдруг, не дай гос­по­ди, не оси­лишь. Вот где по­зо­ру то не обе­решь­ся! Не так ли, пан рек­тор?

Не от­пус­кая мои пле­чи, отец обер­нул­ся к пре­по­доб­но­му от­цу Ми­хаи­лу, как бы ища под­твер­жде­ние сво­им сло­вам. Тот рас­тро­ган­но улы­бал­ся, уми­ля­ясь встре­че от­ца и сы­на.

Отец от­пус­тил мои пле­чи и вновь усел­ся на сту­ле воз­ле сто­ла па­на рек­то­ра, не спус­кая с ме­ня до­воль­но­го взгля­да:

- Ка­зак! На­стоя­щий ка­зак! Пря­мо хоть сей­час на ко­ня и на Сечь[1] ка­за­ко­вать.

Я сто­ял у две­ри, по­ту­пив взгляд и не знал, ку­да деть свои ру­ки. Мне бы­ли очень при­­я­тны по­хва­лы от­ца и в то­же вре­мя не удоб­но пе­ред па­ном рек­то­ром.

- На Сечь юно­ше по­ехать ни­ко­гда не позд­но, пан сот­ник[2], - об­ра­тил­ся пан рек­тор к от­цу, - И что ка­зак из не­го вый­дет от­мен­ный, я в том нис­коль­ко не со­мне­ва­юсь. Од­на­ко бро­сать уче­ние, не за­кон­чив его, не го­дит­ся та­ко­му смыш­ле­но­му и спо­соб­но­му юно­ше, как Ваш сын.

- Упа­си гос­по­ди, пан рек­тор! – пе­ре­кре­стил­ся отец, слов­но ис­пу­гав­шись че­го-то, - Я и не со­би­рал­ся на­все­гда за­би­рать Сте­па­на из шко­лы. Про­сто мне по де­лам служ­бы при­шлось в Ки­ев прие­хать, вот я и ре­шил сы­на по­рань­ше, не до­жи­да­ясь ле­та, к се­бе на ху­тор за­брать. Осе­нью же он, как и все ос­таль­ные уче­ни­ки, во­вре­мя в шко­ле бу­дет.

Ус­лы­шав эти сло­ва от­ца, я от ра­до­сти чуть не под­прыг­нул. До­мой, на ху­тор! Поч­ти на ме­сяц рань­ше ос­таль­ных ре­бят! Но вспом­нил о не­до­чи­тан­ной "Одис­сее" и ра­дость моя не­мно­го ом­ра­чи­лась.

Отец Ми­ха­ил одоб­ри­тель­но кив­нул го­ло­вой:

- От уче­ния толь­ко поль­за бы­ва­ет. И ка­за­ку она не во вред. Не да­ром од­ним из ос­но­ва­­т­елей на­шей шко­лы был Пет­ро Ко­на­ше­вич, из­вест­ный всем: и по­чи­та­те­лям, и не­дру­гам, как гет­ман Вой­ска За­по­рож­ско­го ка­зак Са­гай­дач­ный.

За­тем пан рек­тор пе­ре­вел взгляд на ме­ня и чуть за­мет­но улыб­нул­ся:

 - К то­му же сын па­на сот­ни­ка спо­соб­но­стей не­ма­лых юно­ша. Осо­бен­но в изу­че­нии язы­ков древ­них пре­ус­пел. И ла­тынь зна­ет не­пло­хо, а особливо в древ­не­гре­че­ском си­лен. Не хо­те­лось бы та­кие та­лан­ты по­гу­бить.

- Пус­кай пан рек­тор не со­мне­ва­ет­ся. Осе­нью Сте­пан не­пре­мен­но бу­дет здесь, - отец вскользь взгля­нул на ме­ня, од­на­ко я ус­пел уло­вить в его взгля­де те­п­ло и гор­дость за сы­на, - Я пол­но­стью со­гла­сен с Ва­ши­ми сло­ва­ми и по­чи­таю па­мять слав­но­го гет­ма­на Са­гай­дач­­н­ого. В на­ше вре­мя Вой­ску За­по­рож­ско­му ни­как не обой­тись без гра­мот­ных лю­дей. Мне не до­ве­лось учить­ся, од­на­ко сы­на я вы­учу. Даю вам в том че­ст­ное сло­во за­по­рож­ско­го ка­­з­ака.

Пре­по­доб­ный отец Ми­ха­ил удов­ле­тво­рен­но по­ки­вал се­дой бо­ро­дой, а за­тем по­ма­нил ме­ня вы­со­хшим крюч­ко­ва­тым паль­цем:

- По­дой­ди ко мне по­бли­же, от­рок.

 По­гля­ды­вая на от­ца, я роб­ко при­бли­зил­ся к рек­то­ру.

Тот, встав из-за сто­ла, снял с по­лок не­сколь­ко книг и про­тя­нул их мне:

- Ле­том, Сте­пан, не за­бра­сы­вай уче­ние. На­хо­ди вре­мя для чте­ния книг. Ибо в них  вся муд­рость че­ло­ве­че­ская. И ту кни­гу, что я ра­нее те­бе дал, то­же возь­ми.

Я ра­до­ст­но за­ки­вал го­ло­вой.

За­тем рек­тор пе­ре­вел взгляд на от­ца:

- Сы­ну ва­ше­му ве­ли­кое бу­ду­щее про­чу. Ибо юно­ша ста­ра­те­лен и к уче­нию охоч. По­сле окон­ча­ния на­шей шко­лы бу­ду его в Ки­ев­ско-Мо­ги­лян­скую ака­де­мию ре­ко­мен­до­вать. Ну, а те­перь с Бо­гом, - отец Ми­ха­ил пе­ре­кре­стил сна­ча­ла от­ца, а за­тем и ме­ня, - Бла­го­­сло­вляю вас на тру­ды пра­вед­ные и под­ви­ги рат­ные ра­ди ве­ры пра­во­слав­ной.

Отец сте­пен­но встал и по­кло­нил­ся па­ну рек­то­ру, све­сив длин­но­го осе­лед­ца[3] с бри­той го­­л­овы. По­кло­нил­ся и я, не по­доз­ре­вая, что это на­ша по­след­няя встре­ча.