|
Глава 12. Долгий путь в Алжир. - Ситара, доченька! - мой спаситель, Абу Салаха ибн-Абдаллах крепко обнимал девочку - подростка, которая словно кошка, с разбега бросилась ему на шею, едва мы вошли в маленький уютный дворик с невысоким прозрачным фонтанчиком посредине, - Какая ты стала большая. Старик Абу Салах уже не сможет носить тебя на руках, как прежде. Девочка разжала руки, отпустив шею старика. Только теперь она заметила меня и, смутившись, прикрыла лицо краем платка, наброшенного на шею. Одета она была в длинное прямое платье, расшитое восточным узором и маленькую шапочку, украшенную разноцветным бисером. Пес Мункыз, спасший меня от верной смерти в Стамбульском порту, радостно визжа, скакал вокруг девочки, норовя лизнуть ее в лицо. На шум из-под навеса, создававшего тень над террасой, окружавшей дворик, вышла пожилая женщина в черных одеждах. Увидела нас и ее лицо засияло неподдельной радостью: - Господин! Наконец-то! Как мы вас заждались! - Я тоже счастлив, что наконец дома! - ласково обнимая рукой прижавшуюся к нему девочку, старик Абу Салах подошел к утирающей слезы радости женщине, - Что же ты плачешь, Хафиза? Что-то случилось, пока я был в чужих краях? - О нет, мой господин! Все в полном порядке. Это слезы радости. - Ну, тогда поставь моего ишака в стойло и покорми нас. Мы со Степаном очень проголодались после дальней дороги. Все это время я стоял в проеме входных ворот и молча наблюдал за картиной встречи, держа за повод печального ишака, навьюченного вещами моего спасителя. Женщина бросила на меня робкий изучающий взгляд и молча забрала из моей руки повод, за который я держал ишака. - Хафиза. Это Степан, - указал на меня старик, - Этот молодой человек будет жить с нами. У него странное имя, потому, что он родился в далекой северной стране. Я уже стар. Пришло время передать все мои познания в медицине, накопленные за долгую жизнь. Руку Аллаха вижу я в том, что он послал мне этого смышленого молодого человека. Женщина почтительно наклонила голову и быстро скрылась вместе с животным в каком то темном проеме. Девочка с настороженным любопытством наблюдала за мной из-под руки старика. - Слава Аллаху, наконец я дома, - Абу Салах ибн-Абдаллах устало поднялся на террасу по невысокой лестнице и уселся, скрестив ноги, на ковре у столика на коротких ножках и молча указал мне на место напротив. Я сел там, где мне было указано. Вскоре перед нами появились блюда с фруктами, кувшины тонкого венецианского стекла, наполненные сладким шербетом. Откуда-то потянуло приятным ароматом жареной баранины... После того, как старый арабский лекарь Абу Салах ибн-Абдаллах ибн-Мансур из Эл Джазаира, столицы далекого Алжира забрал меня, умирающего от горячки в Стамбульском порту, прошло несколько месяцев. Вначале мы плыли морем на турецкой галере до Александрии. Большую часть морского пути я пролежал в каюте старика. Все это время лекарь заботливо ухаживал за мною, поил какими-то горькими микстурами, смазывал воспаленное плечо мазью, кормил, словно маленького ребенка. Прошло немного времени, и я почувствовал, что покинувшие меня силы вновь наполняют тело. Я уже мог садиться в постели, а затем и подходить к маленькому окошку, подолгу всматриваясь в безбрежные морские просторы, радуясь каждому редкому парусу, мелькнувшему на горизонте. Когда мои дела пошли на поправку, старик Абу Салах подолгу со мною беседовал сначала на турецком языке, похожем на татарский, который я немного знал. Он живо интересовался тем, откуда я, кто мои предки, каковы обычаи моего народа. Когда же выяснилось, что я знаю древнегреческий язык и латынь, наши беседы стали более оживленными и приобрели другую направленность. Старик в совершенстве владел латынью и много читал философов античности, работы Гиппократа. Для меня же стало открытием, что у мусульман, "басурман" по нашему, есть богатая история, украшенная мудростью великих философов, таких, как Бируни, Масихи, Ибн-Сина, ал-Джурджани. Я вновь смог читать книги, которых у моего спасителя был немалый запас. Когда я окреп окончательно, то стал выходить из каюты на палубу. Я подолгу стоял на носу галеры и жадно глотал свежий морской воздух. Иногда старый лекарь присоединялся ко мне и мы так молчали, вглядываясь в морскую даль, чувствуя непонятное родство душ. В Александрии мы присоединились к торговому каравану, направлявшемуся с грузом товаров в Тунис, а затем и далее, в Алжир. И вновь поплыли долгие недели пути. Только теперь вместо голубых морских просторов нас окружали застывшие песчаные волны барханов, жаркое дыхание пустыни обжигало лицо, изредка радовали взор зеленые островки оазисов. От скуки спасали книги старика Абу Салаха, которые я запоем читал, удобно устроившись между двух размеренно покачивающихся верблюжьих горбов. К концу нашего путешествия я уже сносно знал арабский язык, который выучил, общаясь с купцами и погонщиками верблюдов. Чем больше мы приближались к конечной цели нашего путешествия, тем чаще нам встречались оазисы, тем обширнее они делались, поражая сочностью зелени финиковых пальм на фоне мертвых барханов. Местность становилась все более гористой и вскоре пески остались позади. Караван двигался вдоль широких, покрытых зеленью долин, раскинувшихся между пологих гор. То и дело на встречу попадались многочисленные стада антилоп, стремглав уносящиеся вдаль при нашем приближении. Спокойно паслись, сохраняя достоинство, семейства слонов, внимательно разглядывали нас с высоты своего роста любопытные жирафы. Забыв о книгах, я с жадностью вглядывался в диковинные пейзажи, поражаясь невиданным животным и растениям. Мне казалось, что наяву оживают самые фантастические видения, рождавшиеся в моем воображении, когда я читал книги о дальних странах. Все чаще на нашем пути попадались селения среди обработанных полей. Горы становились все выше, а на их склонах паслись отары овец, охраняемые мрачными злобными овчарками. И вот однажды горы расступились и с высоты перевала перед нами открылась зеленая равнина, покрытая ровными прямоугольниками обработанных полей, рощами финиковых пальм и масличными плантациями. Где-то далеко, у самого горизонта лазурной полосой виднелось море. На границе зеленого и голубого цветов, вырисовывался сказочный город, размытый струящимся от земли жарким маревом. - Вот мы и дома, - заслонившись ладонью от слепящего солнца, всматривался вдаль Абу Салах. ...Покончив с вкусным обедом, старик отправился отдыхать в свою комнату, по которой весьма истосковался за время длительного путешествия. Мне же не спалось. Солнце еще не спряталось за горизонт и я решил немного посидеть на плоской крыше дома, что в этих местах считается обыкновенным делом. Несмотря на то, что вечер еще не наступил, дневной зной уже не донимал. Легкий морской бриз приносил приятную свежесть, от которой я отвык за время путешествия по пустыне. Усевшись на плоские камни кровли, я осмотрелся. Сколько было видно глазу простирались городские кварталы, застроенные приземистыми одно- и двухэтажными домами с плоскими крышами. Эти строения практически не имели окон, выходящих на узкие, кривые и к тому же весьма пыльные улочки города. Зато внутри каждого из них находился маленький уютный дворик, часто с фонтанчиком посредине. Неотъемной частью городского пейзажа, ставшей уже привычной для меня, были мечети с башнями минаретов, устремленных в небо. Их в Эль Джазаире было множество. Ближе к морю, утопая в зелени роскошных садов, высились великолепные дворцы знати. В нижней части города, у самой бухты угадывались портовые строения и рынок. Почти всю поверхность бухты покрывал лес мачт. В открытом море белело несколько парусов. Увлекшись созерцанием окрестностей, я не заметил, как на крышу поднялась и тихонько уселась рядом со мною девочка, так радостно встретившая моего спасителя. Наткнувшись же на нее взглядом, я даже вздрогнул от неожиданности. Заметив мой испуг, она весело засмеялась. - Что тебе надо? - спросил я, неожиданно рассердившись. - Меня послала мама сказать, что комната для тебя уже готова. - Спасибо, но я хочу немного побыть здесь. - Ну и будь, кто тебе запрещает. Наступила неловкая тишина. Моя раздражительность, вызванная смехом девочки, уже прошла, и во мне зародилось любопытство. - Скажи мне, Ситара, так кажется, тебя зовут? Кем тебе приходится Абу Салах? - Никем. Моя мама служит у него. Следит за домом, готовит еду. - Но ведь он назвал тебя дочкой? - Он всегда так меня называет. Сколько я себя помню. - А кто же твой отец? Девочка погрустнела: - Я его почти не помню. Он был моряком. Однажды ушел в плавание и больше не вернулся. Мне стало неловко от своей бестактности и я замолчал. Но мою собеседницу это не смутило. Теперь уже она приставала ко мне с расспросами. - А откуда у тебя такое странное имя - Степан? И почему твои глаза цвета моря? Я рассказал Ситаре о своей такой далекой стране, о том, что у многих ее обитателей глаза голубого цвета. Девочка слушала, открыв рот и уставясь на меня немигающими глазами. Вдохновившись таким неподдельным вниманием, я рассказал ей о том, как попал в плен к кочевникам, о своей болезни и о том, как старый лекарь выкупил меня у какого-то проходимца и спас от неминуемой смерти. Солнце давно уже закатилось за море, а небосвод пылал заревом заката, когда я закончил свой рассказ. Воцарилось молчание. - А как у вас там сейчас? - спросила меня Ситара, спустя минуту. - Сейчас у нас уже поздняя осень, - сказал я и вдруг почувствовал, как тоска сжала мое горло. Проглотив комок, я с трудом продолжил, - Скоро выпадет снег. - Снег? А что это такое? Я замолчал, не зная как объяснить девочке, что такое снег. Поняв мое состояние, Ситара поспешила с другим вопросом: - Ты, наверное, очень хочешь вернуться назад, в свою страну? - Да, очень. - Если будет угодно Аллаху, твое желание исполнится. Мы вновь замолчали, пристально вглядываясь в морскую даль, окрашенную закатом в кровавый цвет. Где-то там, за морем, далеко-далеко моя полтавщина, батько, мама, младший брат. Кто знает, скоро ли доведется мне их увидеть. И доведется ли вообще. Конец первой части.
|
|