|
Глава 7. На выборах казачьей старшины.
- Целься под низ! - Иван Перебейнос стоял у меня за спиной и подсказывал, как правильно стрелять из самопала. Я старательно подводил мушку под столбик из голышей, который стоял в пятидесяти шагах от меня на песчаном берегу Днепра, но ствол предательски дрожал. - Задержи дыхание, перед тем, как нажмешь спуск! Глубоко вдохнув, перестал дышать. Мушка стала меньше дрожать. Улучшив момент, я нажал на спусковой крючок. Сухой щелчок кремня на мгновение опередил грохот выстрела. Приклад ударил в плечо так, что клацнули зубы. Когда клубы густого порохового дыма унесло тянущим вдоль реки ветром, я увидел, что стопка камней стоит, как ни в чем не бывало. - Я тебе уже не раз говорил, - сказал Иван, положив руку мне на плечо, - Когда стреляешь, плотнее прижимай приклад к плечу. А ты это постоянно забываешь. Дружески улыбнувшись, он тряхнул меня: - Небось, уже все плечо себе отбил? Это было правдой. Место на моем плече, к которому я прижимал приклад самопала, представляло собой сплошной синяк. Впервые стреляя, я не внял пояснениям Ивана. В результате после выстрела я заработал себе огромный кровоподтек. Но признаваться в этом было стыдно и я каждым новым выстрелом только усугублял свое бедственное положение. - Так. А ну, покажи плечо, - догадался, наконец, казак. Я развязал шнурок на вышитом вороте сорочки. - Ничего себе! - присвистнул Иван, увидев мое плечо, - Чего же ты молчишь до сих пор? - А что такого? - делано безразлично ответил я, - В бою, наверно, и не так бывает. - Кому ты в бою такой нужен! - шутя отвесил подзатыльник мой наставник, - Отбивши себе плечо, упражняясь в стрельбе, ты в походе только обузой товарищам будешь. Быстро обернувшись, он резко вскинул свой мушкет. Грохот от выстрела долгим эхом покатился вниз по реке. Брызнули осколки камней. Закинув за плечо еще дымящийся мушкет, Иван строго сказал: - Сегодня мы уже настрелялись. Пойдем где-нибудь в холодочке посидим. Мы отправились к раскидистой вербе с расколотой верхушкой. Видимо когда-то в нее попала молния. Была вторая половина мая, однако солнце пекло уже по-летнему. Спрятавшись в тени дерева, удобно расположились на толстом корневище, змеей выползающем из земли. Казацкие будни оказались не такими героическими и веселыми, как представлялось дома, на хуторе и в далеком Киеве. Чуть свет казаки поднимались ото сна, покидали курени и отправлялись упражняться во владении мушкетом и саблей, во взаимодействии в боевых порядках, в искусстве управления быстрыми "чайками" и пушечной стрельбе. Казацкий хлеб был далеко не легок. Только к вечеру, поужинав кулешом или саламанкой из общего котла, казаки могли позволить себе отдохнуть, зайти в шинок, чтобы выпить стаканчик другой крепкой перцовки. Однако это не касалось тех, кто находился в карауле, охраняя покой своих товарищей. Нас, тех, кто только пришел на Сечь, пока не привлекали к строевым упражнениям. Мы занимались со своими наставниками. Сегодня, как и вчера, сразу после завтрака Иван Перебейнос повел меня упражняться в стрельбе. Этому занятию мы предавались на песчаном берегу Хортицы, отойдя подальше от входных ворот Сечи, где всегда было многолюдно. - Расскажи мне про Киев что-нибудь, - попросил Иван, устроившись поудобнее на корневище, - Я никогда нигде не был, кроме Сечи да родной Калиновки. Кафу, Аккерман или Стамбул я не считаю. - Я и сам, несмотря на то, что прожил в Киеве два года, почти ничего не видел, - ответил я, присев напротив прямо на траву, - В школе воли нам не давали. Постоянно занятия, уроки. Вокруг забор высокий. А кто осмелится убежать в город, тот розог схлопочет непременно. - Значит и там неволя, - огорчился Иван, - Тогда правильно ты сделал, что в казаки подался. - Я тут до конца лета побуду. А осенью назад, в Киев. - Чего так? - удивился казак. - Продолжать учиться. А следующим летом снова сюда, на Сечь. - Зачем же ты в Киев возвращаешься? Сам говорил, что там неволя. - Учиться надо, науки постигать. - Небось, отец заставляет? - Да нет. Мне и самому учеба нравится. - И чему же вас там учат? - Да разному, - я пожал плечами, - Естественные науки изучаем, арифметику, богословие. - Так ты чё, попом, что ли, будешь? - удивился Иван, - Зачем же тогда на Сечь подался? - Нет, попом я не буду. Мне больше древние языки изучать нравится. Латынь, а особенно греческий. - И для чего это тебе надо? Я снова молча пожал плечами. Затем продолжил: - А знаешь, сколько книг писано этими языками? Сколько знаний вложили в них древние мудрецы, греки и латиняне? Все познать хочется. А для того языки изучать надобно. - О чем толкуете, молодежь? - зычный голос отца заставил меня вздрогнуть от неожиданности, - Чего прохлаждаетесь вместо того, чтобы мастерство воинское постигать? Неслышно подойдя сзади, отец сел между нами на корягу. Несмотря на жару, одет он был в нарядный жупан и парадную шапку с перьями. Полу жупана отворачивали украшенные дорогими каменьями ножны сабли, а широченные, алого атласа, шаровары до половины прикрывали голенища сафьяновых сапог. - Прохлаждаться мы непривычные, - обижено покосился на отца Иван Перебейнос, - А вот из самопала стрелять казачий сын мог бы еще дома поучиться. Не пришлось бы ему тогда в тенечке сидеть да раны зализывать. - Какие еще раны, - насторожился отец и внимательно посмотрел на меня. - Да нету никаких ран, - стал я успокаивать отца, - То Иван просто шутит. - Ничего себе "шутит"! - возмутился мой наставник, - А ну покажи батьку плечо. Я нехотя принялся развязывать сорочку. - Ну, то не страшно, - с заметным облегчением произнес отец, осмотрев мое плечо, - Такое со всяким может случиться. Через неделю будет как новый. Затем и себе покосился на Ивана: - Твоя правда, Иван, что дома надо было сына стрельбе учить. Однако, когда Степан в возраст вошел, отправил я его в Киев другие науки постигать. Так вот до мушкета дело и не дошло. Чувствуя, что разговор приобретает опасный оборот, я решил направить его в другое русло: - Что это вы, батьку, так разоделись? Жара ведь неимоверная. Однако не успел отец открыть рот, как со стороны Сечи до наших ушей донеслись низкие гулкие звуки ударов в огромный барабан. - Кажись, в литавры бьют? - Перебейнос обернулся в ту сторону, - То, наверное, на выборы старшины скликают? Отец молча кивнул... ...Пройдя в крепостные ворота, мы обнаружили, что площадь перед войсковой канцелярией уже полна народу. Человеческое море волновалось, бурлило, издавая низкий гул, порожденный тысячами голосов, который, однако, заглушался рокотом литавр. Я не мог даже представить себе, что Сечь вмещает такое количество народа. Растерявшись, я на мгновение остановился, не зная, куда идти дальше. Но отец с Иваном продолжали уверенно двигаться сквозь толпу и я должен был поторопиться, чтобы не потеряться окончательно. Спустя некоторое время я увидел знакомые лица и понял, что уже нахожусь среди казаков своего куреня. - Эй, парень! - окликнул меня куренной атаман, - Где ты блукаешь? Твой учитель уже давно тут. Давай, становись в строй. Я увидел улыбающуюся физиономию Ивана Перебейноса среди других казаков и поспешил стать рядом. Немного успокоившись и осмотревшись, я обнаружил, что это людское море, которое вначале показалось мне бесформенной неуправляемой толпой, оказывается, подчиняется определенным законам. Человеческая масса шумела, колыхалась, однако казаки разных куреней располагались строго в определенном месте. Казаки занимали практически всю площадь, но перед войсковой канцелярией оставалось свободное пространство вокруг деревянного помоста, на котором стояли литавры, похожие на огромный казан. Возле литавр стоял довбеш[1] с прилипшей к спине сорочкой, пропитанной потом, и, что есть сил, лупил по воловьей коже литавр довбешками. Внезапно грохот литавр оборвался. Спустя мгновение над всей площадью нависла тишины. Все казаки обратили свои взоры в сторону войсковой канцелярии. Поднявшись на носки и вытянув шею, словно гусь, я старался не упустить ничего интересного. В это мгновение дубовая дверь отворилась и из нее показалась группа богато одетых казаков. Чуть замешкавшись, они двинулись в сторону помоста. Впереди важно выступал рослый казак, который нес в руках войсковое знамя. За ним шел кошевой атаман с богато украшенной булавой за широким малиновым поясом. Появление кошевого атамана было встречено одобрительным гулом: " Серко...Серко идет..." За кошевым шла вся остальная старшина: бунчужный[2] с бунчуком в руках, войсковой судья и писарь с серебряной чернильницей, висящей на шее, есаулы... Встреченная тишиной, вся процессия поднялась на помост. Знаменосец подошел к его краю, вставил древко знамени в железное кольцо и смешался с группой на помосте. Вперед выступил казак с булавой за поясом и, сняв шапку с бритой головы, низко поклонился на четыре стороны: - Здравствуйте, товарищи, Войско Запорожское! - Здоров будь и ты, батьку!!! - тысячеголосо рявкнула толпа. - Собрались мы здесь, - дождавшись, пока стихнет гул приветствий, заговорил атаман, - чтобы по древнему обычаю, завещанному нам нашими предками, славными казаками низовыми запорожскими, выбрать из числа достойных новую войсковую старшину. Дождавшись, пока стихнет одобрительный гул, он продолжил: - Мы же, те, кто на прежней раде был вами избран, слагаем с себя старшинские обязанности и присоединяемся к войску! Он торжественно вынул булаву из-за пояса и поднял высоко над головой. Затем бережно положил ее на край помоста и, сойдя с оного, встал рядом. Остальные последовали его примеру. Рядом с булавой остались лежать серебряная чернильница, войсковая печать, ключи от пушкарни. На пустой помост поднялся старый седоусый казак в кармазиновом жупане и синих шароварах. Стащив с головы шапку с малиновым верхом, он низко поклонился на все стороны, касаясь дощатого помоста седым оселедцем, словно пучком степного ковыля. Затем, важно подбоченясь, заговорил зычным голосом: - Товарищи Войско Запорожское! Назовите, кого желаете видеть новым кошевым атаманом! Вся площадь в один голос загудела: - Серка!.. - Ивана Серка!.. - Серка в атаманы!.. - Серка!.. - Серка!.. Дождавшись, пока гул стихнет, седоусый спросил: - Может, кто желает кого другого предложить в атаманы? Над площадью повисла тишина. Выждав положенное время, старый казак сказал: - Раз так, кто за то, чтобы Иван по прозвищу Серко вновь стал кошевым атаманом - бросай шапки! Над площадью, словно огромная стая птиц, взмыла туча казацких шапок. Казак, перед тем положивший булаву на помост, вновь степенно поднялся на него и, взяв булаву, поднял ее высоко над головой. В едином порыве вся площадь взревела: - Слава!.. Слава!.. Слава!.. Засунув булаву за пояс, Серко еще раз поклонился на четыре стороны... Также единодушно была избрана и остальная войсковая старшина. Спор возник только, когда было предложено выбрать одного из есаулов. Площадь зашумела, загомонила. Из толпы на помост поднялся по-простому одетый казак и предложил вместо прежнего есаула выбрать нового. Долго спорили, но, в конце концов, за нового есаула полетело больше шапок и прежний, понурив голову, занял место среди своих товарищей. Затем началось самое интересное. Все вновь избранные старшины опустились с помоста и, сняв шапки, стояли, понурив головы. Рядовые же казаки в это время подходили и мазали им головы грязью. Остальные весело хохотали: - Ха-ха-ха! - Так им, так! - Го-го-го! - Чтоб не зазнавались! - Чтоб помнили казачий обычай!.. [1] Довбеш - литаврщик, обязанный бить в литавры, сзывая казаков на войсковой совет. Довбешки - короткие палки с шарами для ударов по литаврам. [2] Бунчужный - выборная должность у казачьем войске. Человек, который выносит бунчук во время войсковых советов, а также хранит во время походов. Бунчук - один из символов Войска Запорожского наряду со знаменем, булавой, литаврами, войсковой печатью. Представляет собой древко с шаром на конце, с которого свисают волосы конского хвоста и красные шнуры с вплетенными золотыми нитями.
|
|